Soul of the Puppet. Часть вторая — «How to kill a Rockstar»
Я вижу ваш синдром Иисуса:
Убийство любимых — ваша муза.
— «How To Kill A Rockstar»
Голос над ухом звучал, как всегда, спокойно. Можно было подумать, что его обладатель — действительно сдержанный и уравновешенный человек. Он пытался казаться таковым, однако, эмоции часто брали верх.
С трудом приподняв веки, слипшиеся за ночь от слез, Кеннет взглянул на обидчика. Внутри сразу же закрутился вихрь, состоящий из неприязни, злости, обиды и страха. Мужчина наклонился к нему, проводя холодной ладонью по лицу. У него тонкие, шершавые пальцы, и очень длинные ногти.
В этот момент он показался странно ухоженным. Не таким, каким запомнил его Уилсон со вчера. Нет, Мэрилин не выглядел в данный момент снисходительнее или добрее, но что-то определенно поменялось.
— Что-то вновь не понятно? За наказанием дело не станет.
Только сейчас юноша заметил, что онемевшие руки более не зафиксированы у него над головой наручниками, а, подрагивая, лежат с разных сторон от лица. Казалось, они будут отказываться слушаться ещё долгое время, но судорога, прошедшая по ним, указывала на иное.
Вспомнив про то, что должен встать, Кеннет попытался сделать это, но колени предательски задрожали, и он, не удержавшись на ногах, безвольно рухнул на пол. Буквально сразу же после этого, получил сильный удар ногой куда-то в район рёбер.
— А вот теперь, будь добр — быстро встань, урод, — было видно, что Брайан уже устал ждать, пока его жертва поднимется.
Простонав от боли, заполонившей хрупкое тело, молодой барабанщик встал, пытаясь опереться хоть на что-нибудь. Не дав ему этого сделать, Мэнсон повел того — точнее, потащил — в большую комнату.
— Сядь, — указал он на одинокий стул, стоящий спинкой к столу. Кеннет, споткнувшись, послушно сел на указанное ему место. Сейчас он заметил, что некоторые доски, которыми были заколочены окна, отсутствовали, и солнечный свет пробирался сквозь прорехи, окидывал собой очертания мебели, вместе с их фигурами.
Мэрилин, замешкавшись около стола, взял в одну руку небольшой кусочек ваты, щедро смоченный в спирте, а второй сжал за челюсть лицо парня. Уилсон смог разглядеть его сейчас ближе: приятные, немного мелкие черты лица; тонкий нос с горбинкой; острые, сильно выделяющиеся скулы. Лицо вытянутое, но не совсем взрослое. На вскидку ему можно было дать лет двадцать шесть — тридцать. Длинные черные волосы, отдающие синевой, аккуратно переложены на одно плечо, чтоб не мешать.
Начав процедуру дезинфекции, Мэрилин сделался серьезным и внимательным. Можно было подумать, что ему действительно не все равно.
— Зачем? — безучастно спросил Уилсон.
— Не хочу, чтоб ты сдох раньше времени, — вновь холод. Убивающее спокойствие, полная отрешенность. Он разучился чувствовать? Возможно. По крайней мере, так ему гораздо легче думать.
— Почему ты держишь меня здесь?
— Мне нужна игрушка.
— Я не игрушка тебе. Сумасшедший! — поразившись подобной формулировке, вскрикнул Кенни, получив за это сильную пощёчину.
***
С того дня, жизнь молодого парня начала скатываться в самый ад. Он не мог сказать, что что каждый день был похож на предыдущий, но, в течении прошедшей недели, ничего из ряда вон выходящего (если не считать всю эту ситуацию в целом из ряда вон), не происходило.
Грубый секс, после которого чувствуешь себя, будто по тебе проехался, по меньшей мере, танк, передавив всё тело, сломав каждую косточку, разрушив последние надежды; иногда — избиения, а за ними — обработка нанесенных ран. Все же, кукол нужно латать, чтоб те служили своему кукловоду.
Кеннет много раз задумывался о том, почему не мертв; о том, что заставляет симпатичного мужчину насильно держать кого-то около себя. Обычная отговорка «он просто сумасшедший», его не устраивала.
Было сложно следить за временем, однако кое-какая последовательность действий у Мэрилина прослеживалась: разбудив Уилсона, он давал некоторые указания, затем, если тот не выполнял предыдущие, или ослушивался — наказывал юношу; далее, уходил, запирая, на удивление, крепкую дверь на ключ. Кеннет не мог видеть сквозь небольшие участки света меж досками, куда уходит Мэнсон, однако, он часто прислушивался. Слышал звук заводящегося мотора, а иногда — удары капель о крышу и гниющие на земле листья.
В отсутствие мужчины Уилсон, если мог — ходил по дому, если не мог — лежал на полу, глотая редкие слёзы. Все, что сейчас осталось у молодого человека — его воспоминания. Приятные и не очень. Яркие и потускневшие со временем. Радостные и досадные. Каждым он дорожил. Каждое хотелось пережить вновь.
Потом, когда свет уже переставал пробиваться сквозь доски, которыми были заколочены окна, возвращался Брайан. Кеннет ни разу не решился спросить, куда тот уходит. Ему, конечно, хотелось узнать, но иметь полный набор зубов во рту, хотелось больше. Поэтому, он предпочитал молчать.
— Я принес еду тебе, — возгласил Мэнсон, вваливаясь в дом, не разуваясь. Сегодня он выглядел отрешенно. Гораздо более безучастно, чем обычно.
— Спасибо, — охрипшем голосом просипел Кеннет, во мраке разбирая купленное.
— Я тебя ненавижу, — все так же безучастно сообщил мужчина, ложась на диван. Как и всегда, он уставился в потолок.
Это Уилсон проигнорировал, лишний раз не желая играть с огнем. Такое выражение было не в новинку.
— Я вас всех ненавижу. Как же я хочу, чтобы вы страдали. Все. Все, все, все... — протягивал он, улыбаясь.
Кеннет, не отрываясь от принесенного ему яблока, выслушивал изливание души. Ненавидел ли он этого человека? Уместнее будет спросить: ненавидит ли он то, что с ним сделали? И ответ последует положительный. Ему казалось, когда его не насиловали и не избивали, что, при других обстоятельствах, они бы, возможно, нашли общий язык.
— Ты знаешь, обычно, ни одна игрушка не выдерживает больше недели. Они ломаются, сколько бы я ни чинил их. Или я ломаю. Не больше семи дней...
Далее следовала длинная, пугающая пауза. Мэнсон будто ждал ответа собеседника. Или, точнее, он ждал вопроса.
— Ты убьешь меня? — с деланным равнодушием просил юноша. На самом же деле, ему сделалось безумно страшно. Его жизнь превратилась в преисподнюю, но он любил её, и свято верил, что всё наладится.
— Нет... я не убью тебя. Я свяжу твое тело. Разобью сердце. Я хочу видеть страх в твоих глазах. Мне нравится мысль, что ты подвластен лишь мне. Будет неправильно потерять столь ценную марионетку. Ты такой добрый. В тебе столько надежды.
— Для чего тогда ты это говоришь? — немного осмелев, Кеннет, все же, решил узнать суть их текущего разговора.
— Я хочу дать тебе имя. Тебе нужно имя, — присев, Мэрилин поманил к себе Уилсона. Тот, сгибаясь от недавно причиненной ему боли, подошел и опустился на подлокотник дивана.
Пристально уставившись на парня, Мэнсон, умным видом, стал вглядываться в лицо, украшенное несколькими гематомами. Зарубцевавшийся порез через всю щеку, нанесенный им в их первый вечер; разбитая и оттого опухшая верхняя губа; синяк около левого глаза — всё это не делало его менее привлекательным.
Мужчина ненавидел и наслаждался сотворенным одновременно.
— Джинджер... Джинжер. Джинджер Фиш, тебе нравится? — не дожидаясь ответа, он улыбнулся. — Я знаю, что нравится. Конечно же. Позже ты оценишь это по-настоящему. Да?
— Д-да... — какое-то время они смотрели друг на друга в полном молчании. Затем, Джинжер нарушил давящую тишину наболевшим за этот отрезок времени вопросом: — Ты дал имя только мне?
— Нет, — Мэнсон мечтательно вновь откинулся на спину на своем диване, привычно всматриваясь в потолок, освещаемый полной луной. — У всех было имя... Гиджит Гейн, Мадонна Гейси, Дейзи Берковиц, и Тв... — он запнулся на полуслова, но, быстро найдясь, исправился: — ты.
На двоих вновь обрушилось молчание.
— Спасибо, — негромко прошептал Кеннет, без особого энтузиазма.
— Я поиграю с тобой завтра, рыбка. Плыви, — расхохотался Брайан. Так искренне и заливисто, что Фишу, на секунду, показалось, что мужчине действительно стало весело. До тех пор, пока смех не перерос в приглушенные всхлипы. В ту ночь он слышал.
Автор: Ann Arm