Подарок шамана
Жизнь порой принимает причудливые формы: явь трансформируется в сон.
Но камешек – подарок шамана – до сих пор хранится в шкатулке среди бижутерии, заколок и прочих женских безделиц…
По делам редакции занесло меня в отдаленный улус. В самую глушь, таежную сердцевину. Туда, куда по реке лишь добраться можно, но только весной, по большой воде.
Встречать вышли всей деревней: новый человек – в диковинку. А тут гостья, еще и с подарком – с книгами.
Определили на постой в лучшую избу. Усадили за стол сразу: чаи гонять помногу и подолгу. Иначе какой из тебя «ленский водохлёб»? Чай по-якутски – напиток крепко заваренный, с молоком и горячий. Смачное прихлёбывание сопровождало неспешную беседу. Они мне – вопросы: как там, в городе, да почем? А я им ответы: так, мол, и столько.
В раскосых глазах – живой интерес.
Но, как здесь говорят: «Чай не пил – какая сила! Чай попил – совсем ослаб». Вот и меня, не скоро, но разморило. Вышла на улицу.
Хотя где тут улица: несколько домов на берегу реки, а вокруг, сколько хватает глаз – зеленое море.
Тайга всегда вызывала у меня какой-то священный трепет своей безбрежностью и величием. Пугала, но тем же и притягивала.
Размышляя, я незаметно для себя уже переступила ее границу.
В этот раз лес встретил меня как радушный хозяин: одобрительным гулом вековых крон, отливающих золотом в лучах предзакатного солнца, приветливым щебетанием птиц. Под ногами – брусничный ковер, усыпанный ржавой хвоей и сухими сосновыми шишками.
Тут я увидела красный цветок с пурпурными крапинами на изогнутых лепестках. Он рос одиноко посреди зеленого разнотравья.
Это саранка – якутская лилия – самый роскошный цветок неброской северной природы. Только саранки растут все больше на болотах и склонах.
Не удержавшись, нагнулась над «аленьким цветочком», но рвать не стала, а лишь коснулась рукой лепестков, чтобы убедиться в его реальности. Пальцы тут же окрасила пыльца.
– Красная, как кровь, правда?
Я подняла глаза на неизвестно откуда возникшего молодого якута. Высокий. Белокожий. Черноволосый. Поразили глаза: красивые, цвета черного бархата, но застывшие, устремленные куда-то сквозь меня вдаль.
– Да, цвета крови. Мне раньше все оранжевые попадались.
Говорят, первая саранка выросла из сердца Ермака, что под Иртышом погиб.
А сам кто будешь: лесник или леший? Что-то я тебя в деревне не видела.
– Я к «шаманскому дереву» за обечайкой иду, ну, обручем для бубна, – уклончиво ответил парень.
– Кому нужен теперь бубен, если шаманы, как мамонты, вымерли? А что за дерево диковинное?
– Нет, оно с виду обычное. Но в нем живет дух шамана. И у каждого шамана оно свое – единственное. А бывает еще «мировое дерево».
– Что-то не припомню такое.
– Оно соединяет три мира: растет на земле, вершиной достигает неба, а корнями уходит в «нижний» мир, – он говорил несколько нараспев.
– Ты искусствовед?
– Скорее духовед – шаман.
– А точно? Не сумасшедший?
– Да нет вроде. Хотя мы другие. Ведь нам многое дано.
– Так покажи свои трюки-фокусы. Спляши хоть, что ли!
– Мы не шуты на потеху публике, – ответил он, не реагируя на шутку.
– Мы помогаем людям: приносим удачу, исцеляем, изгоняем злых духов. И тебе я помогу.
– Я-то здорова. А то, может, очерк за меня напишешь? Есть тут у вас один герой – Василием Ивановичем зовут. На войне он снайпером был, два ордена Славы имеет, а теперь вот знатный охотник – белке в глаз попадает. Знаешь такого?
Парень кивнул. Я вздохнула с облегчением: местный, значит, из деревни. За сотни километров другого жилья нет.
– Так ты – шаман, говоришь?
Он снова кивнул. Фарфоровое лицо оставалось застывшим, а глаза – неподвижными.
– Поверю, пожалуй. И знаешь, почему? Моя прабабка – эвенка – тоже колдуньей была. Кровь заговорить или там ребенка успокоить – для нее пустяки были. Говорят, могла и порчу напустить. Ее и уважали, и побаивались. Может, и мне ее сила передалась, только я этого не знаю.
– У шаманов тоже кровь родственная. Но стать им может не каждый. Их духи выбирают и отмечают «шаманской болезнью».
– Не заразная?
– Не заразная, но тяжелая, – ответил он без тени улыбки. – Путь шамана к познанию проходит через страдания. Так угодно духам. Все проводники высших сил принимают муки за людей. И в вашей религии тоже. А вообще, жизнь – это и есть страдания.
Он говорил тихо, чуть растягивая слова, но тяжелыми градинами они вбивались в сознание и легкой дрожью растекались по коже. Слова шамана были откровением, которому я невольно верила.
Солнце становилось все бледнее. Деревья мрачнели и уже вплотную обступали нас. Мы двигались вглубь. Но я почему-то не противилась этому, а покорно семенила рядом с парнем.
Вдруг нога моя соскользнула. С хрустом ломая валежник, я полетела вниз и тут же оказалась на дне уготованной для зверя ямы. Жутко болела нога, и я тихо плакала, глядя на ставшее с овчинку небо.
Тень парня оттуда, сверху, протягивала мне длинную корягу.
– Как ты? Подняться сможешь?
– Попробую.
Опершись на локти, я потянулась к коряге. Боль резанула по телу и выступила на лице росинками испарины. Закусив губу, я упорно продолжала ползти. Сил оставалось все меньше, ровно столько, чтобы выбраться из ямы. Лицо, склоненное надо мной, стало размываться, но голос звучал все также отчетливо:
– Жди меня! Скоро вернусь!
– А если сбегу? – я еще пыталась шутить.
Боль в ноге становилась нестерпимой. Туман в глазах – гуще. Веки тяжелели…
Сколько времени прошло, неизвестно. Я открыла глаза и увидела в сумраке, метрах в пяти от меня, яркое пятно костра. Огонь с треском поглощал сучья, отстреливая в небо мельчайшие звездочки искр.
Рядом неподвижно сидел мужчина, уткнувшись взглядом в танцующие языки пламени.
Лицо сокрыто от меня, но странный его наряд, освещенный всполохами огня, был хорошо виден. На нем просторный балахон с бахромой вокруг ворота и по подолу. На рукавах и спине нашиты загадочные фигурки – металлические пластинки и подвески.
Вдруг тело его затрепетало. Он резко вскочил, схватил бубен и с силой ударил по нему колотушкой.
Человек повернулся, и я узнала шамана. Только лицо его теперь обезображивала гримаса, а глаза были полуприкрыты.
Я смотрела, как завороженная.
Удары в бубен все учащались и усиливались. Начиналось камлание.
Во власти видений шаман то резко прыгал, то кружился волчком, размахивая руками, точно боролся со злыми духами. А потом упал на траву, забился в судорогах. И замер.
На несколько минут все стихло. Наконец он зашевелился, поднялся. Бубен снова ожил в его руках. Только теперь он издавал иные звуки. Легкое позвякивание утончалось. Оно становилось едва уловимым, словно это ветер зашелестел листвой. И вот последний звук растаял в воздухе.
Шаман подошел ко мне и уселся напротив. Его пропитанная потом одежда местами намокла и прилипла к телу.
Лицо разгладилось, но ничего не выражало. Глаза по-прежнему были полуприкрыты. Он достал откуда-то почти круглый камень размером с крупное яблоко и начал тереть его и тискать в руках. Из камня посыпались на землю мелкие камешки, такие же круглые, как и большой. Они все сыпались и сыпались, образовывая горку, но крупный камень не становился меньше. Вдруг камни исчезли. И только один, черный, с горошину, остался лежать на его ладони.
Шаман молча протянул его мне. Я также молча приняла подарок. Опасаясь, что камешек исчезнет, как и другие, тут же зажала его в руке.
Шаман поднял свой бубен и пошел прочь.
Пораженная, я не осмелилась окликнуть его и только смотрела вслед. До тех пор, пока он не скрылся из виду.
Повеяло тонким цветочным ароматом.
Присмотрелась: саранка. Та самая. Капелька крови в белой ночи.
Теперь я знала, где нахожусь и куда идти. Вот только как? Внутренне приготовившись к боли, я слегка пошевелила ногой. Но боли не почувствовала. Без труда поднялась. Странно: никаких признаков недавних мучений. Может, и не было ничего: ни шамана, ни медвежьей ямы, ни падения.
Мохнатый полуночный гость – бражник, зацепившись за лепесток, устраивался на цветке, балансируя крыльями. Затем ловко просунул свой длинный хоботок в нектарник и замер.
Я разжала руку: на ладони – круглый, как бусинка, камешек – подарок шамана.
Автор: Ирина Ленская