Театральный переполох
Лето в этом году выдалось невыносимо жарким. Привычный для нашей местности степной ветер покинул город, оставив все в удушливом оцепенении. Немногочисленная растительность медленно чахла в немой агонии, словно смирившись со своей неизбежной участью.
Остались и стойкие растеньица, смело тянувшие еще зеленые ладошки к солнцу, безмолвно умоляя о пощаде. Но безжалостное солнце в ответ лишь равнодушно бросало обжигающие лучи, приглушая радостным светом немые мольбы. Усыпляющий воздух вгонял людей в состояние болезненной сонливости, обволакивая всех необъятной ленью. К несчастью, вся эта «сезонная эпидемия» коснулась и актеров моего небольшого театра, приостановив активную работу труппы.
Прекрасная Мельпомена влекла меня с самого детства, а позже и вовсе заменила привычного библейского Бога. Я преданно служил моей музе, не ожидая ничего взамен. Мелочные глупцы, желающие от подобной работы денег и славы вызывали лишь глубокое презрение и недоумение. Мне, верному служителю искусства, было трудно понять это вечное отождествление великого и материального. Вскоре моя снисходительная богиня была благодарна за столь долгое преклонение, и подарила возможность создать собственный театр. Но с каждым годом ее требования становились все более жесткими и строгими. Тогда я и понял, что художник не может достичь истинного совершенства просто так. Путь каждого великого человека пронизан болью, лишениями, одиночеством; и я добровольно обрек себя на эти испытания, желая в итоге лишь вдохновения. Погрузившись в чтение, я нашел биографию Микеланджело идеальным примером. Только причиной его изоляции стал несчастный случай, я же сам пришел к этой идее. Мне уже не нужны были вера, семья, любовь. Все это заменил театр. Он стал моим домом, моей кельей.
Тяжело было лишь первое время, когда я дико нуждался в чем-то мирском, доступном лишь простым людям. Но каждый день на небольшой скромной сцене я создавал собственный новый мир. Вскоре он стал для меня лучше реального и я навсегда забыл о жизни за гранью театра. Особенно нравились мне постановки о Средневековье. Наверно поэтому Шекспир стал моим кумиром, гением. Актеры же предпочитали яркие, жизнерадостные водевили с обилием танцев, песен и шуток. Публика тоже всегда с восторгом принимала такие представления. Люди таким образом ненадолго отвлекались от проблем и невзгод, царивших за стенами театра.
Но я жаждал другого. И этим летом я решил обязательно представить зрителям нечто большее. Для этого я выбрал масштабную пьесу «Король Лир» — предел моих мечтаний! Такая работа требовала огромной отдачи, поэтому дело продвигалось медленно и нервно. Изнурительная жара подкашивала мое и без того слабое здоровье, но я ни на йоту не стал меньше работать. Костюмеров и декораторов, привыкших к ярким и жизнерадостным образам, я выгнал и взял их обязанности на себя. Мрачную средневековую действительность решено было создать полностью своими силами. Закупив огромное количество материала, я ночью шил и рисовал, а днем работал с актерами. Но эти легкомысленные неучи не давали необходимого результата. Особенную досаду вызывала моя прима. Ее Корделия была слишком счастливой и довольной. Разве так выглядит дитя, проклятое обезумевшим отцом?!
Промучившись весь день, я отстранил мою бывшую фаворитку от роли и поспешно вышел на улицу, направляясь прямиком на набережную. Различные мысли терзали мой болезненный разум, но свежий морской воздух опьянил меня, и я вновь стал размышлять о Корделии. «А может я сумею найти ее? Вот так, в толпе. Ведь сам Караваджо рисовал Мадонну с куртизанки, значит она его чем-то вдохновила?»
Мои мечтания прервал звонкий девичий смех. Я обернулся и увидел ее... Живое олицетворение моей музы. Она стояла у самого берега и внимательно слушала болтовню своей подруги. Миниатюрная, грациозная. Девушка была так легка, что казалась морской нимфой, прибывшей на гребне волны. Ее необычная красота настолько поразила меня, что я незамедлительно решил сделать ее своей актрисой. Эти жесты, взгляд, походка просто обязаны принадлежать всем главным героиням моего театра. Но моя прекрасная незнакомка вдруг решила покинуть набережную. Я же не мог потерять такой шанс и устремился за ней, даже не думая как странно это выглядело со стороны. На удивление, девушка совсем не испугалась. Она молча слушала мои сбивчивчивые речи о ее великолепии, изучая своими огромными грустными глазами. К счастью, милая незнакомка согласилась на небольшое прослушивание, и мы направились в театр. По дороге она рассказывала о своем бедственном положении, долгах. Несчастная была готова на любую работу, но даже не грезила о сцене.
До сих пор мне были безразличны любовные порывы, но она смогла пробудить во мне немного нежности. Я даже замечтался о совместном будущем. Но в глубине души знал, что все мои чувства направлены скорее на выдуманный образ, чем на саму девушку.
Мы быстро дошли до театра и я с волнением открыл дверь перед спутницей в мой собственный храм, где ей предстояло стать новой Мадонной.
***
Каково же было удивление Сесилии (именно так звали нашу незнакомку), когда ее взору открылось скромное помещение с небольшой сценой. Не так она себе представляла театр... В зале царила полная тишина, что казалось довольно необычным для такого места.
— Моя труппа сейчас наверняка в гримерке, готовится к вечернему сеансу. Не беспокойтесь, скоро я вас познакомлю. — любезно пролепетал мужчина, успокоив Сесси добродушной улыбкой.
Чтобы снять напряжение, девушка начала болтать всевозможные небылицы, лишь бы не слышать этой пугающей тишины. Как только девушка вошла в гримерную, ее охватил немыслимый ужас, а затем приступ громкого смеха.
— Вы оказывается шутник! Не говорили, что ваш театр — кукольный! Но постойте... А как же я в нем буду играть?
Девушка не успела обернуться. Последнее, что она увидела — безумную улыбку и сверкнувшее острое лезвие...
Автор: Ilona Plath